Бхагавад-Гита в опасности!

Необходимость наведения порядка в антиэкстремизме назрела давно. Деятельность центров «Э» — единственной структуры МВД, не сокращаемой, а расширяемой при преобразовании милиции в полицию, — давно вызывает слезоточивый смех. Набор «отчетности» с помощью создания проблем библиотекам, неряшливый и абсурдный федеральный список экстремистских материалов, подбрасывание при обысках активистам листовок с уголовно наказуемыми призывами (Тюмень, дело Андрея Кутузова), а также «членских удостоверений» экстремистских организаций (Нижний Новгород, выдуманная полицией структура «Красная анархия скинхедов-антифа»), фантастические «защищаемые социальные группы» вроде «компартии и власти Китая» (преследования общин «Фалунгун»), пытки в центрах «Э», в подавляющем большинстве случаев остающиеся безнаказанными…

Антиэкстремизм в последние годы превратился в киборга, угрожающего любому человеку, публично высказывающему, по сути, любую точку зрения. Антиэкстремисты создали условия, когда подпольной борьбой с режимом заниматься в чем-то проще, чем открытой оппозиционной деятельностью.

Фактически все оппоненты «Единой России» в последнее время львиную долю своих сил отдавали попыткам затормозить антиэкстремистский беспредел. И, похоже, это нашло какой-то отклик наверху. Павел Чиков, председатель ассоциации «Агора», рассказал «Новой», что принятие этого постановления накануне выборов — когда можно ожидать волну новых дел против инакомыслящих — есть некий знак политической воли. Власть как бы говорит: новой волны репрессий не будет, но, на всякий случай, «рычаги обуздания» остаются.

«Разжигательные» статьи 280, 282 Уголовного кодекса существуют с середины 90-х. Сначала они не работали вообще. В 2004—2005 годах было много оправдательных приговоров по этим статьям, но с 2006-го пошел уже вал уголовных дел, в которых фигурируют экстремистские мотивы — многие из них рассматривались с явным «обвинительным уклоном» и соответствующими приговорами. Количество осужденных за экстремистские преступления ежегодно увеличивается в разы.

Еще одна причина, названная Чиковым, по которой Верховный суд занялся этим вопросом, — количество антиэкстремистских дел, дошедших до этой инстанции, перевалило за некую точку, после которой проблему нельзя было игнорировать.

В целом решение пленума Верховного суда — компромиссное. Важнейшая проблема гражданских активистов — являются ли разнообразные «представители власти» «защищаемой социальной группой». По словам Чикова, мнения социологов разнятся: одни считают правомерным признание чиновников (в том числе сотрудников правоохранительных органов) социальной группой, другие — нет, третьи же говорят, что в современной социологии этот вопрос недостаточно проработан, чтобы однозначно судить об этом. В постановлении ВС этот вопрос, увы, не прояснен. Это означает, что в правоприменительной практике сохраняется возможность трактовки, например, полицейских как «социальной группы».

Как отмечают эксперты центра «Сова», Верховный суд не вправе менять закон, он может лишь разъяснять его. Проблемы неудачных формулировок и множественности трактовок могут быть решены поправками в сам закон.

В постановлении четко декларируется, что не стоит «подводить под экстремизм» критику каких-либо чиновников, политических и религиозных объединений, но что является «возбуждением ненависти либо вражды» снова четко не проясняется.

Зафиксировано, что распространение текстов из федерального списка экстремистских материалов может быть уголовным преступлением, только если будет доказано, что оно производилось с целью возбуждения ненависти.

Дано четкое определение экстремистской организации: «Устойчивая группа лиц, заранее объединившихся для подготовки или совершения одного или нескольких преступлений экстремистской направленности, характеризующаяся наличием в ее составе организатора (руководителя), стабильностью состава, согласованностью действий ее участников в целях реализации общих преступных намерений». Но не разъяснено, что значит «продолжение деятельности экстремистской организации».

Верховный суд упорядочил работу экспертов, привлекаемых на подобные процессы: например, четко сформулировал, что то, что является экстремистским, должен определять суд, а не эксперт в своем заключении.

Дословно

— «Критика политических организаций, идеологических и религиозных объединений, политических, идеологических или религиозных обычаев сама по себе не должна рассматриваться как действие, направленное на возбуждение ненависти или вражды».

— «Критика в средствах массовой информации должностных лиц (профессиональных политиков), их действий и убеждений сама по себе не должна рассматриваться во всех случаях как действие, направленное на унижение достоинства человека или группы лиц, поскольку в отношении указанных лиц пределы допустимой критики шире, чем в отношениях частных лиц».

Из постановления пленума Верховного суда РФ № 11 от 28 июня 2011 г.

Мы приветствуем инициативу ВС по разъяснению антиэкстремистского законодательства, которое содержит немало неясных положений. Но следует помнить, что ВС не вправе менять закон, он может лишь разъяснять его, так что по-настоящему проблемы неудачных формулировок и множественности трактовок закона решаются, прежде всего, путем внесения поправок в сам закон.

Начнем с тех толкований ВС, которые представляются нам наиболее важными.

Во-первых, мы положительно оцениваем попытку разъяснения того, что подразумевается в ст. 282 УК РФ под действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды. Верховный Суд утверждает, что под таковыми "следует понимать, в частности, высказывания, обосновывающие и (или) утверждающие необходимость геноцида, массовых репрессий, депортаций, совершения иных противоправных действий, в том числе применения насилия, в отношении представителей какой-либо нации, расы, приверженцев той или иной религии и других групп лиц".

К нашему сожалению, в этой формулировке осталась оговорка "в частности", размывающая ясный в целом комментарий Суда.

Зато Верховный Суд очень четко защитил свободу слова: "Критика политических организаций, идеологических и религиозных объединений, политических, идеологических или религиозных убеждений, национальных или религиозных обычаев сама по себе не должна рассматриваться как действие, направленное на возбуждение ненависти или вражды".

Во-вторых, одной из важных тем при комментировании состава ст.282 УК является применение понятия "социальная группа" к разным группам государственных служащих. Верховный Суд счел такую практику недопустимой и указал на то, что пределы допустимой критики в отношении должностных лиц (профессиональных политиков) шире, чем в отношении частных лиц, и это должно учитываться, когда речь идет об установлении в содеянном против них действий, направленных на унижение достоинства человека или группы лиц, которые квалифицируются по ст. 282 УК. При этом ВС сослался на судебную практику Европейского суда по правам человека и на ряд обязательных для России международно-правовых норм.

Отдельно оговорено: "Критика в средствах массовой информации должностных лиц (профессиональных политиков), их действий и убеждений сама по себе не должна рассматриваться во всех случаях как действие, направленное на унижение достоинства человека или группы лиц, поскольку в отношении указанных лиц пределы допустимой критики шире, чем в отношении частных лиц".

К сожалению, ВС не выполнил своего намерения разъяснить термин "социальная группа", фигурирующий в УК. Для практики правоприменения важно, что ВС не указал, что не следует выделять как отдельную требующую защиты группу сотрудников правоохранительных органов, которые и так защищены законом.

Если понятие "профессиональные политики" в законодательстве отсутствует, то "должностные лица" понимаются в российском законодательстве как лица, представляющие власть или осуществляющие от ее имени распорядительные функции. Относится ли, например, полиция в целом к "должностным лицам", остается неясным в контексте применения ст.282 УК.

В-третьих, важная ремарка относится к вопросу о лингвистической экспертизе, которая может назначаться "в необходимых случаях для определения целевой направленности информационных материалов", а не во всех случаях, как это сейчас принято. Впрочем, нам представляется, что ограничение на использование экспертизы требует более жесткой формулировки.

Верховный Суд подчеркивает, что "не допускается постановка перед экспертом не входящих в его компетенцию правовых вопросов, связанных с оценкой деяния, разрешение которых относится к исключительной компетенции суда. В частности, перед экспертами не могут быть поставлены вопросы о том, содержатся ли в тексте призывы к экстремистской деятельности, направлены ли информационные материалы на возбуждение ненависти или вражды".

В-четвертых, в постановлении ВС содержится определение экстремистского сообщества, организация которого подпадает под действие ст. 282.1 УК. ВС указывает на то, что под таким сообществом "следует понимать устойчивую группу лиц, заранее объединившихся для подготовки или совершения одного или нескольких преступлений экстремистской направленности, характеризующуюся наличием в ее составе организатора (руководителя), стабильностью состава, согласованностью действий ее участников в целях реализации общих преступных намерений". Отметим, что в 2010 году в кассационном решении по делу группы неонацистов Дмитрия Коробкина (Землегора) ВС дал менее точное определение экстремистского сообщества, в результате чего обвиняемые были оправданы по ст. 282.1 только потому, что у образованной ими группы не было устава.

Существенно и замечание, что уголовная ответственность по ст. 282.1 наступает с созданием экстремистского сообщества и началом подготовки (а не фактическим совершением) хотя бы одного преступления. ВС дал определение участия в экстремистском сообществе и разъяснил, как следует квалифицировать действия участника такого сообщества при совершении им преступления.

Есть также ряд менее, на наш взгляд, важных или недостаточно внятно прописанных разъяснений.

ВС установил, что вопрос о публичности должен рассматриваться судом, хотя, к сожалению, не дал даже намека, как суд должен отграничить публичное высказывание от не публичного.

Если деяние соответствует ст.282 или ст. 205.1 (Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности), предписано применять эти статьи, а не 280 (публичные призывы к экстремистской деятельности).

ВС пояснил, что распространение экстремистских материалов (включенных в опубликованный Федеральный список экстремистских материалов) можно считать преступлением, предусмотренным ст. 282 УК, а не административным правонарушением (ст. 20.29 КоАП), лишь в тех случаях, когда доказано, что эти действия совершались с умыслом на возбуждение ненависти и вражды.

ВС также подчеркнул, что насильственные преступления могут квалифицироваться по ст. 282, если они направлены на возбуждение ненависти в других людях (свидетелях нападения). В противном случае они подпадают под действие соответствующих статей главы 16 УК РФ.

Важное разъяснение было сделано по вопросу о квалификации вандализма. ВС обратил внимание на то, что подобные преступления должны квалифицироваться по соответствующим статьям УК (ст.ст. 214, 243 и 244). А если уничтожение или повреждение памятников, надругательство над телами умерших и местами их захоронения сопровождаются действиями, направленными на возбуждение ненависти или вражды (например, нанесением надписей или рисунков соответствующего содержания или высказыванием националистических лозунгов в присутствии посторонних лиц), то к квалификации должна добавляться ст.282 УК.

Некоторые спорные моменты правоприменения остались, к сожалению, не проясненными. Кроме вышеупомянутого отказа уточнить понятие "социальная группа", ВС не разъяснил, что стоит за понятием "продолжение деятельности экстремистской организации" в плане применения ст.282.2 УК.

И все же в целом Постановление Верховного Суда следует рассматривать как позитивный вклад в уголовное правоприменение, связанное с антиэкстремистским законодательством. Другой вопрос, насколько быстро и основательно усвоят суды те разъяснения, которые дал Верховный Суд.